Для себя Гиллиам давно решил, что у него будет каменный зал. Придет весна, и он начнет строительство. А до того времени верхняя комната в башне, в которой когда-то был заключен Рэналф, послужит ему пристанищем. Именно там Николь сейчас ждет его.
Гиллиам отвернулся от башни и направился к строению, которое пока считалось залом.
– Святой отец, мне надо поесть и помыться перед тем, как пойти к невесте. Могу и вам предложить чего-нибудь согревающего.
Гиллиам немного терялся и сам понимал это. Но он должен найти в себе силы сделать то, что должен.
– Дядя, я думаю, мы опоздали.
Хью де Окслейд бросил на Уильяма нетерпеливый взгляд, прежде чем снова посмотреть на ярко освещенную церковь. Его младший племянник мог и не говорить об очевидном. Хью, Уильям и пятнадцать его людей остановили лошадей на южной окраине поля, принадлежавшего Эшби. За спиной Хью простирался луг, а за ним лес, прекрасное убежище в случае атаки Гиллиама. Другой племянник Окслейда, Осберт, остался на пересечении дорог, ожидая, пока Хью будет возвращаться в свое имение. Хью приятно удивился, обнаружив, что надменного брата Грейстена не так легко провести. Это добавляло изюминку в их противостояние. Конечно же, он вытащит глупую суку из постели брата лорда Рэналфа.
Хью благодарил Бога, что у него есть племянники, которых можно женить на ней.
– Да, Уильям, но они только что закончили обряд. – Хью наблюдал, как крестьяне тушили костры. – Хоть бы этот Уотт не изувечил лошадь.
Племянник фыркнул.
– Эту ошибку он не повторит дважды. – Ошибка Уотта стоила тому жизни.
– Никогда нельзя найти оправдание поражению, – согласился Хью. – Мертвецы редко меня подводили. Ну ладно, бедняга Осберт будет разочарован, он лишился невесты. Как ты думаешь, он не против заполучить вместо нее вдовушку? – Хью мрачно ухмыльнулся.
– Что ты собираешься сделать?
– Думаю, мы дадим этому человеку день-другой, чтобы он развлекся с новобрачной. А потом пошлем в леса Эшби воров вроде тех, которые украли леди Эшби у моей шлюхи. Только на этот раз они будут куда более злобными, очень осторожными, не оставят после себя столько следов. Надменный лорд, конечно, постарается выяснить, кто опустошает его леса, теперь-то он будет яростно защищать свои новые земли.
Племянник нахмурился, обдумывая сказанное.
– Что-то я не понимаю, как невеста превратится во вдову.
Хью укоризненно покачал головой, недовольный тупостью Уильяма.
– Единственное, что я сегодня заметил, – это гордость и надменность нового хозяина Эшби. Он считает себя очень сильным и способным. Не так ли? Когда поднимется тревога, я думаю, он прибежит к моим воротам с криком, что, мол, это дело моих рук, а не воров. Его оскорбления вынудят меня объявить ему войну. А когда Гиллиам Фицхенри умрет в бою, меня никто не сможет обвинить.
– Да, но если он погибнет от твоей руки, лорд Грейстен не отдаст Осберту Эшби, раз ты убил его брата, – заявил молодой рыцарь.
Хью рассмеялся.
– Грейстен сам подсказал мне мысль о наследнике. Он прав, если у нее будет ребенок, о чем тут можно говорить? Кто отец ребенка, тот и муж. Ладно, поехали, пора домой, погреться у огня.
Хью повернул лошадь и направил ее через луг.
– Дядя, твою девку здорово отделали. Она вся в синяках. Может, уступишь мне ее на ночь?
– Нет, пока еще нет. Лицо заживет, не в первый раз. Я ее пока придержу, она неплохо исполняет приказы, особенно если у нее перед носом позвенеть монетами. И еще лучше, когда она думает, что крадет их у меня.
ГЛАВА 10
– Нет! – с горячностью заявила Николь, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.
В комнате не имелось ни очага, ни жаровни, поэтому было холодно, как на улице.
Деревенские женщины с лампами в руках плотным кольцом окружили девушку. Слабый свет освещал роскошную кровать с четырьмя столбиками по углам, устремленными вверх, к деревянному потолку. Из мебели, кроме кровати, были еще высокий подсвечник и стул. Луч света выхватил из темноты белую свежеоструганную деревянную дверь и кусок пола под ногами. Прежний пол сгорел во время пожара.
– Тебе лучше подчиниться и сделать все, как полагается, – советовала Эмот, жена Ральфа Вуда. Суровая, с твердым характером женщина с трудом сохраняла терпение. – Ты в мужском наряде, но от этого не стала мужчиной, так что готовься выдержать на себе мужа, как и всем нам приходится.
– Ох, перестань, Эмот. Разве ты не видишь, что бедная девочка боится? – заметила медноволосая Марджери, жалостливая сестренка Элис.
– Я не боюсь, – упрямо помотала головой Николь. – Почему вы не хотите понять? Этот человек завладел всем, что когда-то принадлежало мне! Но свое тело я ему не отдам.
– Святые угодники, да вы только послушайте ее! Она не боится, она просто упрямая испорченная дрянь, какой всегда и была. Что ж, если хотите, оставайтесь и успокаивайте ее, а с меня хватит, – грубо отрезала Эмот. – Я отправляюсь спать.
– Давайте, миледи, мы вас разденем. – Деревенская торговка элем Ателина давно научилась терпению и спокойствию, общаясь со своими нетрезвыми клиентами. – Надо подготовиться к приходу мужа.
– Какую непристойность ты вытворила со своими волосами, – упрекнула девушку Энн, жена сборщика пошлин, занявшая место Эмот.
– Хватит говорить глупости, – заявила Майда, самая старшая из присутствующих женщин. Ее внуки уже обрабатывали землю, которой владел ее муж. – Волосы отрастут. А сейчас чем скорее ты скинешь мужскую одежду, тем лучше себя почувствуешь. – И женщина бодро закивала, точно соглашаясь сама с собой.
Скрестив руки на груди, Николь оглядела женщин.
– Если вы не хотите, чтобы я заходила к вам домой, ваше дело. Пусть так и будет.
Марджери положила ей руку на плечо.
– Не верю, что тебе этого совсем не хочется. Просто у тебя болит сердце об отце. Подумай-ка про Элис, она так надеялась, что ты вернешься к ее родам. Смотри, вон идет Бертильда, она несет тебе теплую воду, чтобы помыться.
Все расступились, пропуская женщину с тазом и полотенцем.
– Ну же, не упрямься, – уговаривала Ателина, касаясь заскорузлой рукой пальцев Николь. – Давай, девочка, мы так рады, что ты вернулась домой. Тебе немного осталось, и ты будешь такой же, как мы.
Николь отчаянно нуждалась сейчас в дружеской поддержке, поэтому позволила вывести себя из угла. Она молча стояла, пока женщины делали свое дело: сняли с нее кольчугу, рваную тунику, рубашку. Они дружно вскрикнули, зацокав языками, когда увидели огромный синяк у нее на боку, оставшийся от удара Алана. Когда подошло время снимать штаны и чулки, таз отставили в сторону, а Николь усадили на стул. Теплой мокрой тканью удалось отодрать от раны повязку, и Николь взглянула на след от ножа; рана воспалилась, нога опухла.
Марджери взяла с кровати большое одеяло и завернула в него девушку, другие женщины завязывали ей ногу и смазывали мазью кровавые мозоли.
Умытая, с расчесанными и аккуратно уложенными волосами, Николь дрожала под одеялом.
Бертильда пошла за священником.
Девушка закрыла глаза. Она так устала, что, казалось, не в силах была помешать Гиллиаму взять то, чем теперь больше всего дорожила.
Дверь открылась. Она взглянула на вошедших мужчин и съежилась под одеялом. Гиллиам наклонил голову, чтобы не задеть потолок. Рыцарь заполнил собой всю комнату, отчего она сразу показалась крошечной.
Тихо бормочущие женщины в домотканых одеждах при тусклом свете выглядели довольно мрачно и напоминали стайку голубей. Они окружили высокого мужчину и принялись раздевать его. Отец Рейнард направился к кровати, чтобы благословить Николь. Она не отрываясь смотрела на священника, лишь бы не видеть того, что делалось в трех шагах от нее.
Кровать была хороша, с ярким расшитым пологом. Даже при слабом свете желтые и зеленые стежки вышивки красиво выделялись на голубом фоне. Священник отдернул полог, и Николь увидела матрас, покрытый одеялами. В изголовье лежали валики, так и манившие опустить на них больную усталую голову. В жизни своей Николь не спала в такой роскошной кровати! Ее тело заныло, требуя отдыха. Если бы одной оказаться там, какое это было бы блаженство!